Время безжалостно, и его течение не остановить. Ветераны уходят от нас, и все чаще нашими героями становятся те, кого называют дети войны. Они родились до ее начала и рано повзрослели с ее приходом. Нашим сегодняшним героям − Нелле Владимировне Кононыхиной-Вдовиченко и Леониду Яковлевичу Цыгану повезло не жить на оккупированной нацистами территории, но трудности и опасности эвакуации и тяжелой работы в тылу их не минули…
Слово Нелле Владимировне КОНОНЫХИНОЙ-ВДОВИЧЕНКО:
– Перед войной мы жили в поселке Даурия в Забайкалье. У меня была старшая сестра Ира, а в 1938 году родился младший брат – Леня. Наш папа был кадровым военным, служил под начальством Константина Константиновича Рокоссовского, будущего Маршала Советского Союза.
Константин Константинович Рокоссовский (1894–1968), Маршал Советского Союза, Маршал Польши.
Добровольцем ушел на Первую мировую войну, за мужество награжден Георгиевскими медалями и произведен в унтер-офицеры. В Красной армии с момента ее создания. Воевал в Сибири и на Дальнем Востоке. Там прошел путь от командира кавалерийского эскадрона до командира кавалерийской дивизии.
В феврале 1932 года стал командиром 15-й Кубанской кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся на станции Даурия. В Забайкалье он получил свое первое генеральское звание – в 1935 году стал комдивом.
В 1936 году его перевели в Псков, назначив командиром 5-го кавалерийского корпуса. В 1937 году арестовали, обвинив в участии в мифическом «забайкальском заговоре», а заодно в том, что он – польский и японский шпион. За два с половиной года Рокоссовский прошел все «прелести» сталинских застенков, однако выстоял и не дал ложных показаний ни на себя, ни на других. В 1940 году его освободили и реабилитировали.
Показал себя выдающимся военачальником Великой Отечественной войны. Участвовал во всех решающих сражениях, таких как Смоленская оборонительная операция, битва за Москву, Сталинградская битва, битва на Курской дуге, операция «Багратион», Восточно-Прусская, Померанская и Берлинская операции.
24 июня 1945 года командовал Парадом Победы в Москве.
Все командиры жили с семьями вместе, в домах, врытых в землю наподобие землянок. Помню себя маленькой, до войны, когда солдаты откапывали наши жилища, когда дул сильный ветер, который заносил эти землянки песком. И одно из моих первых детских воспоминаний, это как я сижу у окошечка, а солдаты нас откапывают. А мы, дети, им машем и рожицы строим, и они нам рожицы строят.
Когда началась война, папа отправился на фронт, а мы приехали к бабушке (маминой маме). Она жила на станции Могзон в Читинской области. Приехали мы воинским эшелоном. А до бабушкиного дома было идти километра полтора. Помню, как нам встретилась собака. И ластится, ластится. А мама несет на руках братика, Леню. С одной стороны я, с другой – старшая сестренка. А мама боится, что собака напугает нас, и, когда дошли до бабушкиного дома, эта собака разбежалась, я это видела сама, и через забор! И к двери, царапает ее, лает, и тут вышла бабушка!
Помню, как ложились спать, а нас же трое детей, подушек всем не хватает, и все мы спрашиваем, где наши подушки? А нам говорят – их разбомбили. И в моем детском представлении была картина, что бомба упала прямо в середину моей подушки!
Мама работала, не помню, где и кем, но по профессии она была учителем. У нас в поселке было два здания двухэтажных, их выселили и сделали там госпиталь. И в этот госпиталь мы носили продукты: молоко, хлеб, яйца. Помню, как бабушка одно яичко разрежет на две половинки и говорит: «Это тебе, Ира, а это тебе, Нелля». Другое: «Это тебе, Леня, а это тебе, Нина», – там еще были внуки. «А вот эти яички несите, дети, в госпиталь». И мы берем их и несем раненым. Молочко так носили, сметану, все, что было в доме, что мы ели, носили раненым в госпиталь. Ближе к победе, когда я уже в школе училась, мы писали под диктовку письма тем, кто сам из-за ранений писать не мог. Кроме того, мы, девочки, гладили бинты. Кто-то их стирал, а мы гладили. Одна расправляет, другая гладит, а третья закручивает. Так мы, дети, помогали госпиталю.
Еще в тылу вязали варежки, шарфы, шапки нашим бойцам. Вязали все. В конце войны мне было 9 лет, и в этом возрасте я уже свободно вязала! В сельсовете были ящики, где собирали эти вещи для отправки на фронт. И в каждую рукавичку, носок, мы вкладывали наши пожелания. Бабушка диктовала, а мы писали: будьте стойкими, побеждайте, не замерзайте. И привет моему папе, если найдете его, передайте! Так мы помогали фронту!
Тут надо сказать, что у нашей бабушки помимо дочки – нашей мамы, было три сына. Все они воевали, и один из них, Василий, не вернулся. Вскоре после войны, мы еще с бабушкой жили, приехали двое его однополчан, привезли бабушке часы Василия. У них была договоренность, что если кто-то останется живой, то привезет вещи погибшего друга его родителям. Бабушка, я помню, очень плакала, говорила им: «Сыночки, оставайтесь здесь со мной жить, сыночки!».
Наш папа, несмотря на два ранения, вернулся домой живым в звании майора только в сентябре 1946 года. Он пошел работать куда-то на почту, в бухгалтерию. Но через некоторое время его посадили. Там была какая-то растрата, и его посчитали виновным. Но я до сих пор не верю в это, в то, что он был виновен! Позже его выслали в Братск, в Сибирь. Вскоре там началась стройка Братской ГЭС. А я уже взрослая была, закончила техникум. Как активная комсомолка, я собрала девчат, и в 1955 году мы тоже поехали строить Братскую ГЭС!
Уже там в 1957 году я вышла замуж за Василия Кононыхина. Вышла по любви! Очень интересная была у нас история, связанная с женитьбой. Как-то после комсомольского собрания, которое проходило у нас в столовой, один человек, старше нас, подошел ко мне и говорит, показывая на парня: ты его знаешь? А он из армии недавно пришел, работал в военной форме, в гимнастерке, но без погон. Ну да, говорю, знаю, хороший парень! И он подходит к парню и спрашивает: ну как тебе эта девушка? Нравится, он говорит.
И вот этот наш старший товарищ всем объявляет: «Надо их поженить! Как вы считаете?» Тут все закричали: «Да! Горько!» Мы знакомы, конечно же, были, разговаривали, на одном же предприятии работали, в одной столовой питались.
В итоге нас увезли в отдельную палатку, там мы провели нашу первую ночь. Потом нам квартиру, конечно, дали. Так пошла дальше наша жизнь. 44 года я проработала в одной организации – «Братскгэсстрое».
В Америку я попала благодаря моему сыну! Сынок был в Братске активным, хотел зарабатывать много денег. Время было такое – купи-продай. Ездили в Китай, покупали там вещи, а дома продавали. И «крыша» там была, бандитская «крыша», и он ей платил, а над ней еще была «крыша», тоже к нему за деньгами. А он говорит: да я уже плачу своей «крыше»! Ну они ему и сказали: у тебя дети есть, смотри… А жена его была беременная, и ребенок у них был (ее ребенок от первого брака). В итоге сын все бросил и с семьей уехал. Тут у него родился ребенок, девочка. Он мне звонит и говорит: «Мама, здесь рай, ну что ты там будешь в своем Братске − зима, мороз, приезжай!» Я взяла внука своего, его сына от первого брака, и мы поехали погостить – до сентября. Уже здесь внук сказал: я не вернусь домой, я остаюсь с папой. Созвонились с его мамой, она разрешила остаться. Он пошел в школу в 4-й класс. Так и остались. Без документов, без всего. К этому времени с первым мужем мы разошлись. По глупости просто, по глупости… Я ему не могла чего-то простить, такая обида была, такая обида! До сих пор корю, ругаю себя! Не было кого-то, кто мог дать тебе по башке, Нелля, говорю себе! Хороший был человек! И очень любил меня! И я его люблю до сих пор…
Здесь, в Майами, я вышла второй раз замуж за Николая Васильевича Вдовиченко. Он ушел от нас в 2003 году, царствие ему небесное. Он в армии был с 1938 года, воевал. Они стояли насмерть на подступах к Ленинграду, дрались до последнего патрона! Попал в плен. Когда он рассказывал об этом, мне было страшно!
В плену Николай Васильевич взял фамилию Вдовиченко – девушки, с которой встречался до войны. Он был евреем и ничего хорошего его в плену не ждало.
Он выжил, был в плену 4 года. Его избивали. Он работал на кухне, и как-то его сильно избили за то, что он украдкой бросал еду в мусорные корзины, чтобы пленные, которые это убирали, могли поесть и товарищам своим принести. Вот о ком надо было рассказывать!..
Рассказывает Леонид Яковлевич ЦЫГАН:
– Я родился в октябре 1933 года в городе Одессе, мы там жили всей семьей до начала войны. Когда началась война в 41-м году, были ежедневные налеты, они разрушали город. Город Одесса − это как второй Париж по своей архитектуре! Отец ушел на фронт, я остался с бабушкой, потому что мама была в разводе с отцом, и я жил с бабушкой. Отец добился разрешения на эвакуацию, и мы эвакуировались на грузовом теплоходе «Ворошилов». Мы все находились в трюмах, а с нами рядом шел пароход «Ленин». Он был пассажирского класса, и на нем было около 3000 человек, включая беженцев, детей и солдат. Мы погрузились и двинулись ночью. Шли через Севастополь, где встретились с отцом. Это была последняя наша встреча, позже он погиб, защищая Севастополь.
Но в Черном море поставили мины, и ночью был страшный взрыв, «Ленин» наскочил на мину и большинство его пассажиров погибло. Спаслось небольшое количество тех, кто был на верхних палубах. Ночью их было тяжело отыскать, они кричали, просили о помощи! А мы делали из полотенец веревки и бросали за борт, на голос. Помню, как вытащили лейтенанта и его дали нам с бабушкой. У него была ранена голова, мы его перебинтовали и ухаживали за ним, кормили.
Гибель парохода «Ленин», свидетелем которой стал наш герой, − одна из самых крупных морских катастроф XX века, многие обстоятельства которой до сих пор не выяснены. В ночь на 28 июля 1941 года погибли, по разным оценкам, от 650 до 4600 человек, эвакуируемых из Одессы в связи с приближением к городу немецко-румынских войск.
Это были последние рейсы нескольких кораблей, увозящих людей из осажденной Одессы, и жители города всеми правдами и неправдами старались пробиться на пароходы. Пропуском на пароход служил посадочный талон, но по одному талону проходили двое‑трое взрослых, дети же в счет не шли вообще. Многие приходили с записками от городского и областного руководства и комендатуры. Учет пассажиров не велся. В результате вместо 482 пассажиров и 400 тонн груза (согласно документам) тот же пароход «Ленин» одних только пассажиров принял на борт около 4000 человек. Есть сведения и о принятии на борт еще 1200 только что мобилизованных и еще не обмундированных призывников, отправляемых в тыл. В итоге людьми оказались заполнены все салоны, кубрики, коридоры, трюмы и палубы. Теплоход «Ворошилов», на котором находился Леонид и его бабушка, приняв на борт более 3000 эвакуированных при одном работающем главном двигателе, ушел тогда в свой первый военный рейс.
Вечером 24 июля «Ленин» вышел в море головным судном конвоя в составе теплохода «Ворошилов», судна «Березина» и двух шаланд, тоже до отказа наполненных людьми. Путь конвоя лежал через Крым, и вечером 27 июля 1941 года «Ленин», «Ворошилов» и присоединившийся к ним теплоход «Грузия» в сопровождении сторожевого катера покинули Севастополь. Конвой был ограничен в скорости из-за поломки машины на «Ворошилове». Шли кильватерной колонной в полной темноте, берег слева только угадывался. В 23.33 на траверзе мыса Сарыч по правому борту между носовыми трюмами «Ленина» раздался сильный взрыв. Пароход стал оседать носом и крениться на правый борт и через 10 минут затонул!
«Ворошилов», «Грузия» и высланные из Балаклавы катера подобрали из воды до 600 человек, по другим данным − менее 300.
По версии трибунала, корабль подорвался на минном заграждении, выставленном Черноморским флотом на подступах к военно-морской базе Севастополь. В катастрофе обвинили лоцманов, но после войны их оправдали.
Согласно показаниям ряда свидетелей, взрыву у правого борта «Ленина» предшествовал сильный металлический удар, а некоторые даже видели в море «белую светящуюся струю», в связи с чем появилась версия о торпедировании парохода румынской подлодкой «Дельфин». Косвенные подтверждения этой версии были найдены в 1944 году, однако причина гибели парохода «Ленин» и сегодня остается еще одной трагической загадкой истории.
В Новороссийске раненых сняли, а мы отправились в Махачкалу, откуда снова на судне поплыли через Каспийское море в Среднюю Азию. Такими путями мы добрались до Средней Азии. На судах, на поездах, в теплушках. Бабушка была старенькая, ей было 78 лет. И эта поездка была для нее мучительной: эшелоны, товарняк, пожилые, больные, которые умирали. И мы их выносили из вагонов. Беженцев сортировали, детям давали возможность первыми уехать. Мне было восемь, 9-й год, в этой обстановке дети быстро становятся взрослыми. Добрались мы до Андижана в Узбекистане. В Андижане мама меня нашла в 1943 году и забрала к себе в Сталинобад, сейчас он называется Душанбе, это столица Таджикистана. А бабушка осталась с невесткой другого сына.
В Сталинабаде меня определили в школу, но я ее пропускал, связался с беспризорниками. Они научили меня играть в карты на деньги. Потом меня поймали, и, помню, как учитель стыдил меня. Он держал в руках письмо из военкомата о том, что отец погиб, а я веду себя таким образом.
Как только весной 1944 года Одессу освободили, мы с мамой уехали туда. Город был разрушен, коммуникаций не было, воды не было. Плохо было. Квартир было много пустых, но в нашей квартире жили люди. Выселить людей с детьми было как-то не по-нашему. Мы были очень дружны, граждане Советского Союза. И нам нашли другое жилье. Я пошел в школу.
Из нашей большой семьи из 19 человек 11 человек погибло во время войны. Когда мне пришло время идти в армию, меня не взяли, так как в нашей семье все мужчины погибли, и я остался один. Пошел учиться, стал инженером, начал восстанавливать электростанции. В 70-х годах я работал старшим инженером в машиностроении и ездил по всей стране, но не знал, что люди эмигрируют из Советского Союза, был оторван от этого процесса. И как-то я ехал из Одессы в командировку в Вильнюс и разговорился с соседом в купе. Он ехал в Вильнюс провожать своего друга, который уезжал в Америку! Для меня это тогда было странным, что люди туда уезжают, хотя пропаганда нам говорила, как там плохо. Вскоре я попал в командировку в Румынию и там познакомился с людьми, которые мне дали адреса, к кому обратиться, чтобы уехать из СССР.
Я тогда уже был женат, у меня был сын. Здесь надо сказать, что у моей супруги Зины было что-то вроде подпольного бизнеса: она делала шляпки. Нам стали говорить: уезжайте, там у вас больше шансов будет! Нам помогло то, что отец моей жены очень хотел уехать из Советского Союза: его сестры уехали в Америку еще до войны. И в 70-х годах он наладил связь с родственниками в Америке и Канаде. Поэтому разрешение на выезд нам дали очень быстро, через три месяца, и мы с сыном и женой прилетели в Нью-Йорк.
Сын Владик получил там образование, работал, но после падения башен-близнецов его компания закрылась. И он купил бизнес, связанный с мороженым, здесь, в Майами.
У него родилась двойня, мальчишки, и сын позвал нас с женой к себе. Мы переехали, но моя супруга уже была больна и скончалась в 2004 году. А в 2005 году мы познакомились с Неллей, оба были в горе, оба потеряли близких. С тех пор так и живем, поддерживаем друг друга!
Ирина Насекайло
Вячеслав Клименко (консультант, военный историк)
